Неточные совпадения
Княгиня
подошла к мужу, поцеловала его и хотела итти; но он удержал ее, обнял и нежно, как молодой влюбленный, несколько раз, улыбаясь, поцеловал ее. Старики, очевидно, спутались на минутку и не знали хорошенько, они ли опять влюблены или только дочь их. Когда
князь с княгиней вышли, Левин
подошел к своей невесте и взял ее за руку. Он теперь овладел собой и мог говорить, и ему многое нужно было сказать ей. Но он сказал совсем не то, что нужно было.
— Какой жалкий, и какое милое у него лицо! — сказал
князь. — Что же ты не
подошла? Он что-то хотел сказать тебе?
Левин не сел в коляску, а пошел сзади. Ему было немного досадно на то, что не приехал старый
князь, которого он чем больше знал, тем больше любил, и на то, что явился этот Васенька Весловский, человек совершенно чужой и лишний. Он показался ему еще тем более чуждым и лишним, что, когда Левин
подошел к крыльцу, у которого собралась вся оживленная толпа больших и детей, он увидал, что Васенька Весловский с особенно ласковым и галантным видом целует руку Кити.
Как только она заплакала,
князь тоже затих. Он
подошел к ней.
Приезжали
князь и княгиня с семейством:
князь, седой старик, с выцветшим пергаментным лицом, тусклыми навыкате глазами и большим плешивым лбом, с тремя звездами, с золотой табакеркой, с тростью с яхонтовым набалдашником, в бархатных сапогах; княгиня — величественная красотой, ростом и объемом женщина, к которой, кажется, никогда никто не
подходил близко, не обнял, не поцеловал ее, даже сам
князь, хотя у ней было пятеро детей.
Она как-то вздернула лицо, скверно на меня посмотрела и так нахально улыбнулась, что я вдруг шагнул,
подошел к
князю и пробормотал, ужасно дрожа, не доканчивая ни одного слова, кажется стуча зубами...
Разговор наш вдруг прервал лакей, который вошел о чем-то доложить. Завидев его,
князь, кажется ожидавший его, встал, не докончив речи, и быстро
подошел к нему, так что тот доложил уже вполголоса, и я, конечно, не слыхал о чем.
— О, наверно! —
подошел к ним Дарзан, — мне вчера Дубасов говорил; он всегда такие новости первый знает. Да и
князю следовало бы знать…
— Да, в военном, но благодаря… А, Стебельков, уж тут? Каким образом он здесь? Вот именно благодаря вот этим господчикам я и не в военном, — указал он прямо на Стебелькова и захохотал. Радостно засмеялся и Стебельков, вероятно приняв за любезность.
Князь покраснел и поскорее обратился с каким-то вопросом к Нащокину, а Дарзан,
подойдя к Стебелькову, заговорил с ним о чем-то очень горячо, но уже вполголоса.
Масленников неодобрительно покачал головой,
подошел к столу и на бумаге с печатным заголовком бойко написал: «Подателю сего,
князю Дмитрию Ивановичу Нехлюдову, разрешаю свидание в тюремной конторе с содержащейся в замке мещанкой Масловой, равно и с фельдшерицей Богодуховской», дописал он и сделал размашистый росчерк.
В то время когда Маслова, измученная длинным переходом,
подходила с своими конвойными к зданию окружного суда, тот самый племянник ее воспитательниц,
князь Дмитрий Иванович Нехлюдов, который соблазнил ее, лежал еще на своей высокой, пружинной с пуховым тюфяком, смятой постели и, расстегнув ворот голландской чистой ночной рубашки с заутюженными складочками на груди, курил папиросу. Он остановившимися глазами смотрел перед собой и думал о том, что предстоит ему нынче сделать и что было вчера.
Нехлюдов, не желая встречаться с тем, чтоб опять прощаться, остановился, не доходя до двери станции, ожидая прохождения всего шествия. Княгиня с сыном, Мисси, доктор и горничная проследовали вперед, старый же
князь остановился позади с свояченицей, и Нехлюдов, не
подходя близко, слышал только отрывочные французские фразы их разговора. Одна из этих фраз, произнесенная
князем, запала, как это часто бывает, почему-то в память Нехлюдову, со всеми интонациями и звуками голоса.
Маша остолбенела, смертная бледность покрыла ее лицо. Она молчала.
Князь к ней
подошел, взял ее руку и с видом тронутым спросил: согласна ли она сделать его счастие. Маша молчала.
—
Подойди сюда, Маша, — сказал Кирила Петрович, — скажу тебе новость, которая, надеюсь, тебя обрадует. Вот тебе жених,
князь тебя сватает.
Лахтин
подошел к
князю Голицыну и просил отложить отъезд.
В нескольких верстах от Вяземы
князя Голицына дожидался васильевский староста, верхом, на опушке леса, и провожал проселком. В селе, у господского дома, к которому вела длинная липовая аллея, встречал священник, его жена, причетники, дворовые, несколько крестьян и дурак Пронька, который один чувствовал человеческое достоинство, не снимал засаленной шляпы, улыбался, стоя несколько поодаль, и давал стречка, как только кто-нибудь из городских хотел
подойти к нему.
Князь шел, задумавшись; его неприятно поразило поручение, неприятно поразила и мысль о записке Гани к Аглае. Но не доходя двух комнат до гостиной, он вдруг остановился, как будто вспомнил о чем, осмотрелся кругом,
подошел к окну, ближе к свету, и стал глядеть на портрет Настасьи Филипповны.
Подозрительность этого человека, казалось, все более и более увеличивалась; слишком уж
князь не
подходил под разряд вседневных посетителей, и хотя генералу довольно часто, чуть не ежедневно, в известный час приходилось принимать, особенно по делам, иногда даже очень разнообразных гостей, но, несмотря на привычку и инструкцию довольно широкую, камердинер был в большом сомнении; посредничество секретаря для доклада было необходимо.
Затем
подошел к
князю, крепко сжал и потряс ему обе руки и объявил, что, конечно, он вначале, как услышал, был враг, что и провозгласил за бильярдом, и не почему другому, как потому, что прочил за
князя и ежедневно, с нетерпением друга, ждал видеть за ним не иначе как принцессу де Роган; но теперь видит сам, что
князь мыслит по крайней мере в двенадцать раз благороднее, чем все они «вместе взятые»!
А почему же он,
князь, не
подошел теперь к нему сам и повернул от него, как бы ничего не заметив, хотя глаза их и встретились.
Разговаривая с
князем, она как бы и не замечала, что Ганя тут же. Но покамест
князь поправлял перо, отыскивал страницу и изготовлялся, Ганя
подошел к камину, где стояла Аглая, сейчас справа подле
князя, и дрожащим, прерывающимся голосом проговорил ей чуть не на ухо...
— Мне кажется, это всё не совсем
подходит к вашему делу! — заметил
князь.
Князь вдруг
подошел к Евгению Павловичу.
С чрезвычайным удивлением заметил
князь,
подходя к своей даче с Рогожиным, что на его террасе, ярко освещенной, собралось шумное и многочисленное общество.
Рогожин давеча отрекся: он спросил с искривленною, леденящею улыбкой: «Чьи же были глаза-то?» И
князю ужасно захотелось, еще недавно, в воксале Царскосельской дороги, — когда он садился в вагон, чтоб ехать к Аглае, и вдруг опять увидел эти глаза, уже в третий раз в этот день, —
подойти к Рогожину и сказать ему, «чьи это были глаза»!
Аглая не только не расхохоталась,
подойдя к
князю, как опасалась того, но даже чуть не с робостью сказала ему...
Оставшись один на перекрестке,
князь осмотрелся кругом, быстро перешел через улицу, близко
подошел к освещенному окну одной дачи, развернул маленькую бумажку, которую крепко сжимал в правой руке во всё время разговора с Иваном Федоровичем, и прочел, ловя слабый луч света...
Скрип тихих шагов на песке аллеи заставил его поднять голову. Человек, лицо которого трудно было различить в темноте,
подошел к скамейке и сел подле него.
Князь быстро придвинулся к нему, почти вплоть, и различил бледное лицо Рогожина.
Служанка вышла; Вера отправилась было за ней, но воротилась и озабоченно
подошла к
князю.
— Ну как, ну как это можно! — воскликнула Аделаида, быстро
подошла к
князю и подала ему руку.
Князь заметил, что Аглая вдруг вышла из своего места и
подошла к столу. Он не смел на нее посмотреть, но он чувствовал всем существом, что в это мгновение она на него смотрит и, может быть, смотрит грозно, что в черных глазах ее непременно негодование, и лицо вспыхнуло.
— Покойной ночи,
князь, —
подошел к
князю Птицын.
Князь слышал весь этот разговор, сидя в уголке за своею каллиграфскою пробой. Он кончил,
подошел к столу и подал свой листок.
Он быстро схватил со стола бокал, рванулся с места и в одно мгновение
подошел к сходу с террасы.
Князь побежал было за ним, но случилось так, что, как нарочно, в это самое мгновение Евгений Павлович протянул ему руку прощаясь. Прошла одна секунда, и вдруг всеобщий крик раздался на террасе. Затем наступила минута чрезвычайного смятения.
— Ну, поздравляю, поздравляю! — и, встав с места,
подошел к
князю обнять его.
— Это будет очень хорошо, если вы сейчас же и сами это дело окончите, — сказала Аглая, с какою-то особенною серьезностию
подходя к
князю, — а нам всем позволите быть вашими свидетелями. Вас хотят замарать,
князь, вам надо торжественно оправдать себя, и я заранее ужасно рада за вас.
Он еще с тротуара на Литейной заговорил шепотом. Несмотря на всё свое наружное спокойствие, он был в какой-то глубокой внутренней тревоге. Когда вошли в залу, пред самым кабинетом, он
подошел к окну и таинственно поманил к себе
князя...
Он с тем и
подошел к
князю, чтобы сказать ему что-нибудь язвительное насчет его счастливого вида, но тотчас же сбился и заговорил о себе. Он стал жаловаться, жаловался много и долго и довольно бессвязно.
Вдруг он
подошел к
князю; тот в эту минуту стоял опять над портретом Настасьи Филипповны и рассматривал его.
Трое маленьких детей, две девочки и мальчик, из которых Леночка была старшая,
подошли к столу, все трое положили на стол руки, и все трое тоже пристально стали рассматривать
князя.
— Ну, не правду ли я вам сказал тогда, что вы влюблены, — начал он, сам
подойдя к
князю и остановив его. Тот протянул ему руку и поздравил его с «хорошим видом». Больной казался и сам ободренным, что так свойственно чахоточным.
Она тихо
подошла к нему и тронула его за плечо;
князь в недоумении посмотрел на нее и почти с минуту как бы припоминал; но припомнив и всё сообразив, он вдруг пришел в чрезвычайное волнение.
— Я твой дом сейчас,
подходя, за сто шагов угадал, — сказал
князь.
— Я вас особенно ждал и ужасно рад, что вы пришли такой счастливый, — проговорил Ипполит, когда
князь, тотчас после Веры,
подошел пожать ему руку.
Подойдя к воротам и взглянув на надпись,
князь прочел: «Дом потомственного почетного гражданина Рогожина».
— Я виноват! — сказал
князь,
подходя к Бурдовскому, — я очень виноват перед вами, Бурдовский, но я не как подаяние послал, поверьте.
— Позвольте,
князь, какие ваши распоряжения? —
подошел к
князю Лебедев, хмельной и озлобленный до нахальства.
Князь намекал на то, что Лебедев хоть и разгонял всех домашних под видом спокойствия, необходимого больному, но сам входил к
князю во все эти три дня чуть не поминутно, и каждый раз сначала растворял дверь, просовывал голову, оглядывал комнату, точно увериться хотел, тут ли? не убежал ли? и потом уже на цыпочках, медленно, крадущимися шагами,
подходил к креслу, так что иногда невзначай пугал своего жильца.
Кое-как постель устроилась; он
подошел к
князю, нежно и восторженно взял его под руку, приподнял и подвел к постели; но оказалось, что
князь и сам мог ходить; значит, «страх проходил»; и однако же, он все-таки продолжал дрожать.
—
Князь, голубчик, опомнись! — с ужасом шепнул генерал,
подойдя сбоку и дергая
князя за рукав.